Театр одного демона [= Пьеса должна продолжаться ] - Роберт Шекли

– Вот и отлично. Тогда принимайтесь за работу, мойдорогой, – сказал Аззи. – Набросайте мне сценарий пьесы с СемьюЗолотыми Подсвечниками. Я скоро навещу вас. А сейчас меня ждут еще кое-какиедела.

И с этими словами Аззи исчез, не успел удивленный ПьетроАретино и глазом моргнуть.

Некоторое время Аретино сидел молча, изумленно глядя накресло, в котором только что сидел его гость. Затем медленно подошел к креслу ипощупал руками мягкий атлас сиденья, словно желая удостовериться, что зрение неподводит его. Кресло действительно было пустым.

Однако кошель с золотом, приятно оттягивавший кармандраматурга, не исчез. Только он да еще два бокала, стоявшие рядышком на низкомстолике у камина, напоминали Пьетро Аретино о визите демона.

Аззи покинул дом Аретино в прекрасном расположении духа:как-никак, дело его продвигалось. Древняя легенда о семи золотых подсвечниках,данных Адаму Сатаной, не выходила из головы у Аззи. Легенда ему оченьнравилась, однако чем больше он думал о том, какая чудесная пьеса должнаполучиться из этой легенды, тем больше им овладевало тягостное предчувствие.Аззи привык доверять своим предчувствиям: ведь способности к предсказаниюбудущего у демонов развиты весьма высоко. Что-то было не так в этой весьманепростой истории с семью подсвечниками, но что именно было не так, в настоящиймомент Аззи сказать не мог.

Чтобы не спеша обдумать все это, Аззи решил прогуляться погороду. Погода еще не успела испортиться, и прогулка обещала быть весьмаприятной. Легкие белые облака бежали по небесной лазури; они напоминаликорабли, идущие под полными парусами. Венеция жила своей обычной жизнью, игорожане стремились максимально использовать теплые погожие весенние деньки.Одни трудились от зари до зари, другие наслаждались жизнью, но и те и другие,казалось, не давали себе ни минуты передышки.

Аззи шел по улице, наблюдая за жизнью города, становясьсвидетелем уличных сценок, типичных для крупных торговых портов. Вот баржи,доверху нагруженные различными товарами, плыли по Большому каналу. Следом заними скользила похоронная ладья, черная с серебром, украшенная траурными венкамии гирляндами из живых цветов. Гроб, утопавший в свежесрезанных весенних цветах,был установлен на специальном возвышении на носу ладьи; за гробом, сбившись вкучу, словно стадо овец, стояли участники траурной церемонии. Гудели церковныеколокола. На улице было много народу. Люди гуляли, любуясь открывавшимся отсюдавидом на Большой канал, или стояли на тротуарах, разглядывая прохожих, илипросто спешили по своим делам. Аззи рассеянно оглядывался по сторонам. Воткуда-то быстрым шагом прошел молодой человек в костюме шута; бубенчикидурацкого колпака звенели в такт его шагам. Аззи подумал, что, скорее всего,это актер, получивший роль в театре, расположенном неподалеку отсюда. Группамонахинь переходили улицу в нескольких десятках шагов впереди Аззи. На голове укаждой монахини был весьма замысловатый головной убор, издалека напоминавшийкрылья больших белых птиц. Ветер играл легкой белой тканью, так что сходство сптицами было почти полным; Аззи даже показалось, что, подуй ветер чуть сильнее,монахини взлетели бы в небеса, куда они, несомненно, стремились попасть, изакружились бы над каналом, присоединившись к многочисленным чайкам, чьи резкиекрики не мог заглушить плеск волн о доски причала и прочий портовый шум. Демонподошел поближе к причалу, и здесь его внимание привлекла высокая фигурачеловека, сидевшего на швартовой тумбе спиной к Аззи. Очевидно, это былначинающий художник: в руке он держал блокнот для эскизов, рядом лежали цветныемелки. На нем была просторная блуза из белого атласа и широкополая белаяпанама, довольно низко надвинутая на лоб – очевидно, чтобы защитить лицо отсолнечных лучей.

Аззи направился прямо к художнику.

– Вот мы и снова встретились, – сказал он.

Ангел Гавриил – это был он – оторвался от своего занятия,оглянулся и, увидев Аззи, раскрыл от удивления рот.

Аззи же, обойдя вокруг тумбы, заглянул в блокнот своегоприятеля, увлеченного рисованием.

– Как я понимаю, ты хотел нарисовать канал и гондолы?

– Да… А что, разве не похоже?

– Ну… Догадаться в общем-то можно, но если ты когда-нибудьрешишься выставить свою работу в картинной галерее, то, боюсь, тебе придетсястоять рядом и объяснять посетителям, что же именно тут изображено.

– Так я и думал… Ах, из меня ведь, в принципе, мог бывыйти не такой уж плохой художник, но вот перспектива мне никогда не давалась.

Аззи скосил глаза на рисунок:

– Не обижайся, я ведь пошутил. Для начинающегохудожника ты рисуешь вполне прилично… Никак не ожидал, что встречу тебя здесь,Гавриил, – прибавил Аззи после короткой паузы. – Я думал, ты уже давновознесся на Небеса.

– Я действительно вознесся, – ответил Гавриилпрямодушно, глядя на Аззи своими чистыми и кроткими голубыми глазами. – Нопотом Архангел Михаил отправил меня обратно, чтобы я мог еще немногопоупражняться в рисовании и заодно побольше узнать об итальянской живописи.Кстати, он передавал тебе большой привет. А как у тебя идут дела, милый друг?Как поживает твой приятель Аретино?

Ни один мускул не дрогнул в лице Аззи, но в глазах у негозагорелся огонек.

– Почему ты думаешь, что он мой приятель?

– Просто как-то раз я случайно увидел, что ты выходишьиз дверей его дома. Он ведь знаменитый поэт, хотя на Небесах его стихи ценят неслишком высоко из-за всех тех вольностей, которые он себе позволяет. Впрочем, ив Подлунном Мире у него дурная репутация. Ведь в 1523 году он был назван вчисле десяти самых закоренелых грешников.

Аззи хмыкнул:

– Моралисты всегда готовы забросать камнями писателяили поэта, который стремится показать жизнь такой, какова она на самом деле,нисколько не приукрашивая действительность и не предаваясь пустым фантазиям. Ядавний поклонник творчества Аретино. И раз уж меня занесло в эти края, яподумал, что неплохо было бы нанести маэстро визит и лично поблагодарить его загромадное удовольствие, которое мне доставили его стихи и проза. Вот и все.